воскресенье, 22 октября 2017 г.

Пока на улице зверствуют холода, а над головой тянутся серые тучи, я прячусь от неистовой осени в теплых оранжереях, где очень комфортно и всегда лето. Мне правда хотелось найти хотя бы парочку причин, по которым я могла бы любить осень, и я открываю свой дневник, чтобы написать о них, но каждый раз эти причины ускользают от меня, и мой лист остается пуст. Осень никогда не казалась мне раньше чем – то исключительно волшебным, мне всегда было до дрожи холодно и неприятно. Тучи не ленятся низвергать на наши головы свои холодные слезы, а твои ботинки вечно в городской грязи, которая заразой липнет ко всей твоей одежде. Но ты абсолютно перестаешь обращать на это внимание, когда тебе достается случай пройтись по большому яркому лабиринту из всевозможных оттенков красного, желтого и оранжевого, и это единственный лабиринт, из которого тебе не хочется выбираться. Тебя неизменно сопровождает твой личный плейлист, украшающий эту прогулку, окружающий тебя пейзаж становится еще более осенним и теплым. Это большая удача – словить красивые листья для своего гербария, который ты будешь разбирать уже дома, в своем уютном гнездышке - укутанный в безразмерный свитер, поедая заранее приготовленный тыквенный пирог и запивая его теплым пряным чаем. Осень – это время сладостно – горьких воспоминаний, и - честно говоря - иногда это время года засасывает меня с головой. 

вторник, 11 апреля 2017 г.

Никогда еще в моем кладбище не было так холодно и пусто. Я не слышу ничего абсолютно – ни завывания ветра, что так любил приходить ко мне ночью, что так страстно укутывал мое тело, то ли в попытке согреть, то ли в попытке успокоить, шептал на ухо свою свистящую мелодию, то тихо, то громко, ускоряясь под стать сердечному токкато;
я не слышу ни стонов погребенных заживо, что так усердно пытались привлечь внимание моего зверя, ни скорбного плача опустившей свою серую гриву ивы; мои гости перестали играть для меня свои композиции, я не слышу и их, греющих когда – то мою душу произведений, и это горькими осколками разрывает мне сердце;
я не слышу скрип дверей – дверей старых, затхлых, когда – то до усталости ворчливых, я не мог их остановить, я слышал их везде, этот тихий укоризненный шепот за спиной, не смолкающий ни на секунду, продолжающий петь свое нудное a cappella в моей голове;
мой зверь молчит – он всегда был немногословен, этот друг, этот единственный человек во всем своем великолепии, единственное существо, способное создавать из молчания музыку, стойкую, сильную, несломленную, словно дуб, стоящий веками,  его andante корнями выворачивала мое сердце, качая посеребренную кровь, тисками захватывала мои легкие, заставляя дышать, и вот сейчас я не слышу, я не слышу его.


я не слышу себя – но к этому я привык.

я не слышу своих молитв – и от этого страшно.